Лео ЯКОВЛЕВ
(имя собств. Яков Львович Кранцфельд)
(род. 1933)

Опыт краткой автобиографии

Родился 3 ноября 1933 года в г.Харькове.
Отец — Кранцфельд Лев (Лео) Яковлевич, инженер-гидротехник, основатель Харьковского отделения ВодГЕО (УкрВодгео), с сентября 1941 г. в Красной Армии. Погиб под Харьковом в мае 1942 г.
Мать — Кранцфельд (Бройтман) Сима Исааковна, умерла в 1975 г.
Отец и мать по рождению — одесситы.
Отец принадлежал к известной одесской семье врачей и инженеров.
Дед по отцу — Кранцфельд Яков Иосифович, инженер-химик, почетный потомственный гражданин г.Одессы. Совладелец одного из одесских заводов.
Бабка по отцу — Елизавета Викторовна, урожденная Тарле, сестра всемирно известного историка Евгения Викторовича Тарле.
Мать — из простой одесской еврейской семьи, жившей на знаменитой Молдаванке. Не доучилась в русской гимназии из-за революции. По семейным преданиям — была ребенком, переданным на воспитание в семью Бройтманов известным одесским предпринимателем Радаканаки (греком), у которого работали все мужчины этой многодетной семьи.
С ноября 1941 г. по август 1945 г. с матерью находился в эвакуации в Ферганской долине, в узбекском селе, вблизи г.Коканда.
Всю остальную жизнь и по сей день живу в Харькове.
Учиться в школе начал в 1945 году. В 1951 г. получил аттестат об окончании десятилетки и поступил в Харьковский инженерно-строительный институт, который окончил с отличием в 1956 году. В 1956-1961 гг. работал в нескольких проектных организациях различного назначения, а с 1961 года моя инженерная деятельность связана, в основном, с энергетическим строительством. Руководил проектированием строительной части крупнейших тепловых и атомных электростанций, а также городов-спутников этих энергетических объектов — Энергодара и Щелкино, имеющихся сегодня на географических картах Украины.
Практическую деятельность совмещал с научной и аналитической работой, отразившейся в статьях (более 150 публикаций), в книжных изданиях (12 названий) и в изобретениях в области строительного дела, гидротехники, общей механики, динамики, теории сейсмостойкости, гелиотехники, электротехники, тепловой и атомной энергетики (53 авторских свидетельства). Часть моих разработок стала именным фондом в Украинском государственном архиве технической документации.
События моей жизни и жизни моей семьи, относящиеся к 1933-1996 годам, довольно подробно отражены в моем романе «Чёт и нечёт», и поэтому не стоит повторять их в этой краткой автобиографии (речь в данном случае, естественно, идет о фактографии этого романа, а не о мистических, эмоциональных и интимных мотивах, подчиненных законам творчества, возвышающим жизнь человека над суетой, рутиной и обыденностью).
Падение советского режима и годы жизни в новой реальности, несмотря на их тяжесть и, временами даже трагичность, я считаю неоценимым даром Всевышнего, может быть не заслуженным мною.
Период стагнации (1991-2002 гг.) был для меня, как и для всех тех, кому не достался жирный кус при разграблении бывшего государственного достояния, весьма труден.
Основная работа, к которой я привык за многие десятилетия прежней жизни, была не вполне востребована и не могла обеспечить достойное существование, и я стал искать источник дополнительных средств, не связанных с криминалом.
Именно в этот период я стал пытаться приобщиться к журналистике и художественной литературе, что для меня при советском режиме было невозможно по принципиальным соображениям, не говоря о множестве препятствий и рогаток, выставленных на этом пути коммунистическими цензорами и идеологами.
Для начала я работал бесплатно в местной — харьковской и украинской еврейской прессе, затем меня стали печатать в русскоязычной прессе США, что уже давало некоторый очень небольшой и не регулярный доход. Тогда у меня появился первый псевдоним — «Лео Якоб» (он тоже существует где-то в Интернете).
Благодаря этой своей журналистской работе я попал в число интервьюеров Фонда Ст.Спилберга «Пережившие Шоа». Я взял около 50 видеоинтервью, несколько улучшивших мое финансовое положение в 1996-1998 годах и, что также было для меня важным, позволивших мне прикоснуться к десяткам человеческих судеб.
Став таким образом «еврейским активистом», я был привлечен к культурным программам, которые в 1999-2002 гг. разворачивались в Украине по инициативе и при финансировании «Джойнта», и на один год (2002-2003), образованный «Джойнтом» Харьковский Еврейский культурный центр «Бейт-Дан» даже стал основным местом моей работы. В это же время я по совместительству был доцентом Восточно-Украинского Соломонова университета, где читал курс истории Холокоста.
Будучи индивидуалистом по натуре, я не стремился к личному общению с руководством харьковской конторы «Джойнта» и с лицами, приближенными к этому руководству, но и той информации, которая ко мне стихийно поступала, оказалось достаточно, чтобы у меня создалось крайне неблагоприятное впечатление об этой среде.
Я свято чту законы гостеприимства, и эти законы не позволяют мне, пользовавшемуся некоторыми «благами» Джойнта, выступать с критикой царивших в этой организации внутренних отношений и нравов (подобно Д. Рубиной, разоблачившей своих благодетелей в специально написанном сочинении «Синдикат»). Я же просто, тихо и молча полностью прекратил всякие отношения с этим заведением и, в профилактических целях, со всеми прочими еврейскими организациями, чтобы избежать возможных разочарований.
Сделать мне это было не сложно, т.к. я ни на миг не порывал связей с «главной проектной организацией своей жизни», и я спокойно вернулся в свое кресло, тем более что востребованность специалистов моего уровня и профиля стала повышаться. К примеру: один час моего интенсивного инженерного труда вознаграждался лучше, чем месяц работы в Соломоновом университете, и от профессорской карьеры мне тоже пришлось отказаться.
Кроме того, в этот же период я стал получать заказы на подготовку различных книжных изданий из действующих в России коммерческих издательств. Некоторые из этих книг оказались коммерчески успешными и неоднократно переиздавались («Суфии. Восхождение к истине», «Мускулы мира», «Омар Хайям. Сад истин», «Книга апокрифов»), а сочиненная мной «Повесть о жизни Омара Хайяма, написанная им самим» неоднократно включалась издателями в различные сборники стихов и прозы этого великого поэта и ученого. Перечитывая ее сейчас, я вижу, что «Повесть» эта предельно документальна и логически совершенна.
ХХI век стал для меня временем серьезных болезней: инфаркт, онкология, урология, незаживающие трофические язвы, гипертония, отбирающих у меня и силы, и время, которое становилось главной драгоценностью. Учитывая, что мне удалось дожить до того исторического момента, когда инженерный труд снова стал достаточным для материального обеспечения моей жизни, я смог опять из писателя превратиться в читателя. Теперь я гоню от себя все темы и сюжеты, которые «по привычке» периодически возникают в моем сознании и подсознании.
Возможно, живи я на скромном обеспечении в благоустроенной хижине на берегу теплого моря, я бы принял этих незваных «гостей» и попытался бы дать им новую жизнь на исписанных мной страницах, но Судьба судила иначе.
За участью всего мной написанного я наблюдаю со стороны. Я удовлетворен тем, что экземпляры моих некоммерческих книг заняли свое место в книгохранилищах Украины, России, США, так как это единственная форма относительного бессмертия (относительного — потому что само существование человечества относительно и, как я полагаю, небесконечно). Конечно, мне хотелось бы, чтобы мои книги — «Чёт и нечёт», «Голубое и розовое», «Победитель», «Достоевский» стали доступными как можно большему числу людей и не только «русскоязычных». Они, я полагаю, стоят того, но преодолевать современную форму «цензуры» — «литературную тусовку», «переводческий блат», рекламу, «коммерческую целесообразность» и т.п. у меня нет желания. Поэтому пусть будет всё как есть по воле Всевышнего.
Во все годы своей жизни я был и остаюсь человеком глубоко верующим в Единого Господа. Однако никакие посредники между Ним и мной для меня не приемлемы, поскольку никто из них, во что бы он ни рядился и как бы он себя не именовал, не сможет предъявить мне документ, подписанный Всевышним и предоставляющий ему право копаться в моей душе и «отпускать» мои грехи. Мой индивидуализм не позволяет мне участвовать в каких-либо коллективных ритуалах и радениях и следовать каким-либо традициям. Я поместил Всевышнего в своем сердце и сам, без свидетелей, веду с Ним беседу, которая прекратится вместе с моей жизнью.
Постоянное присутствие Всевышнего рядом со мной избавляет меня от потребности в общении с людьми, которое я, как законченный индивидуалист, стремлюсь свести к минимуму. Наиболее приемлемое для меня состояние — полное одиночество. Конечно, есть в мире несколько человек, присутствие которых рядом со мной мне приятно. Когда-то круг этих людей был шире, но так случилось, что в большинстве своем те, кого я считал друзьями, сегодня пасут лунные стада в ожидании нашей неизбежной встречи. Я же на каждой своей уикэндной прогулке стараюсь посетить хотя бы одно из тех заведений, где мы когда-то бражничали вместе, и выпить в полном одиночестве и молчании свою рюмку в память о них.
Итак, в настоящее время я — семидесятипятилетний бывший «простой советский инженер», выполняющий посильную инженерную работу. Я — главный строитель в двух частных проектных фирмах, главный конструктор еще в двух и главный специалист-эксперт по сейсмостойкости оборудования АЭС в соответствующем государственном учреждении. В офисе я провожу по четыре часа в день, а остальные задачи решаю в домашних условиях. Иногда участвую в международных конференциях по близкой мне проблематике. Новые технические идеи я, как и литературные сюжеты, гоню от себя, передавая их другим, поскольку хорошо понимаю, что времени на их реализацию может у меня не хватить. Да и сил тоже.
Я не имею недвижимости и личного транспорта. Мои контакты и общение с банками не выходят за рамки расчетно-кассовых услуг при получении заработанных сумм. Такие взаимоотношения с финансовыми учреждениями, как «депозит», «кредит» и т.п., для меня неприемлемы по нравственным соображениям: я считаю деньги мерой человеческого труда и категорически не могу своими действиями поощрять ростовщичество, а моих доходов и без этих широко рекламируемых «операций» мне вполне хватает на жизнь.
Так и живу.

Жизнь отцветает, горестно легка.
Осыплется от первого толчка.
Пей! Черный плащ Луной разорван в небе.
Пей! После нас — Луне сиять века.

Так писал Хайям, находясь примерно в моем возрасте, и, как человек пьющий, я его понимаю.

Лео Яковлев
Харьков, октябрь 2008 г.

--------------------------------------------------------------------------------

Лео Яковлев (род. в 1933 г.) — автор романов и повестей: «Корректор» (Харьков, 1997); «Антон Чехов. Роман с евреями» (Харьков, 2000); «Повесть о жизни Омара Хайяма» (Нью-Йорк, 1998; Москва, 2003, 2004, 2005, 2007); «Холокост и судьба человека» (Харьков, 2003); «Песнь о нибелунгах» — повествование в прозе (Москва, 2004); «Голубое и розовое, или Лекарство от импотенции» (Харьков, 2004); «Гильгамеш» — повествование в прозе (Москва, 2005); «Штрихи к портретам и немного личных воспоминаний» — книга эссе (Харьков, 2005); «Достоевский: призраки, фобии, химеры» (Харьков, 2006); «Победитель» (Харьков, 2006), а также автор-составитель книг: «Суфии. Восхождение к истине» (Москва, 2001,2003, 2005, 2007); «Афоризмы Патанджали» (Москва, 2001), «Библия и Коран» (Москва, 2002); «У. Черчилль. "Мускулы мира"» (Москва, 2002, 2005, 2007), «Поверья, суеверия и предрассудки русского народа» (Москва, 2003), «Марко Поло. О разнообразии мира» (Москва, 2005), «Книга апокрифов» (Москва, 2006). Биограф Е. В. Тарле и публикатор его творческого наследия (Россия, Румыния, Китай, Болгария, 1998-2005).
(Из интернета)