2011

---

---

Алекса́ндр Па́влович Чудако́в (2 февраля 1938, Щучинск, Казахская ССР — 3 октября 2005, Москва, Россия) — российский филолог, литературовед и писатель, специалист по творчеству А. П. Чехова. Был женат на литературоведе и общественном деятеле Мариэтте Чудаковой.

Статья в Википедии

kelle про Чудаков: Ложится мгла на старые ступени (Современная проза, Биографии и Мемуары) 19 08
Нормальная консервативная публицистика. При чем тут "роман"?
Отчасти, наверно, и мемуары ("маскирующися под прозу"? да как-то незаметно), но уж точно не целиком. Много такого, что - "не верю" и все тут.
И черт бы побрал "советскую биологию" за то, что, провозглашая "дарвинизм" - в полном отрыве от общемировой линии его развития - оставила Деда и его единомышленников победителями по дефолту, без реальных дискуссий (Лысенко, разумеется, всерьез воспринимать было нельзя даже тогда). Результат - по закону отдачи - сплошной "номогенез" и "неортодоксальный дарвинизм" в современной России, шараханье как черт от ладана от новейших мировых прорывов вроде кладистики, отсталость и провинциальность. И это еще среди относительно нормальных публикующихся биологов, а отступи чуть в сторону - вообще сплошной креационизм. Так вот и живем.

forest86 про Чудаков: Ложится мгла на старые ступени (Современная проза, Биографии и Мемуары) 08 01
При всей неординарности автора, книжка оставляет странное, тяжелое впечатление. Как рассказ о неизлечимо больном человеке. Многочисленные повторы, воспоминания о трех периодах жизни чередуются случайным образом.
Неоконченные мысли, попытки с разных сторон что-то обобщить, выявить некую закономерность, раздражают тем больше, чем более одаренным человеком предстает автор в ходе повествования. Раздражают тем больше еще и потому, что книга о людях волевых и деятельных, привыкших к получению практических результатов.
По моему ощущению, писатель так и не смог сформулировать то, ради чего собственно книга и затевалась и в своей беспомощности напоминает печально знаменитого Хоботова.
Общий настрой должен, вроде бы, утвердить, что настоящая аристократия и интеллигенция способна к любому труду и освоит любое занятие. На практике же вспоминается почему-то градоначальники Салтыкова-Щедрина. Люди, облеченные властью, согласитесь, талант и образованность тоже своего рода власть, вспомним "Знание - сила!", либо бездействуют, либо творят такое, что боже упаси! Интеллигенция здесь, по моему ощущению, предстает скорее как третья беда России. Люди талантливые, блестяще образованные, с широчайшим кругозором, не могут толком распорядится ни талантом, ни образованием.
Вспоминать с любовью и жалостью последнего русского царя и сетовать на советскую власть. Восхищаться демагогами и провокаторами от Герцена и Чернышевского до Солженицина и Сахорова и искренне недоумевать, за что пролетариат повырезал цвет нации. Умиляться народному творчеству и ругать народ чернью и быдлом. Последние замечание не книге, а интеллигенции и элитам в целом. Непреодолимый водораздел. Мы и они. Элита и тупые алкаши, аристократы и невзрачные работяги.
Стоит ли удивляться, что потом, без угрызений совести и опыта на грызунах, деятельные идеалисты бросаются осчастливливать человечество, экспериментируя с гражданами этой бедной, измученной страны.

Belomor.canal про Чудаков: Ложится мгла на старые ступени (Современная проза, Биографии и Мемуары) 04 12
Похоже это и есть книга - 38 глав, по сравнению с 21 журнального варианта к тому же объём почти в два раза больший (http://lib.rus.ec/b/344411). Читаем все! Яркое повествование, уникальные факты. Аннотация "Последний роман ушедшего века, должно быть. Неважно, что вышел в веке нынешнем — по праву принадлежит тому, страшному, унесшему миллионы безвинных жизней и не давшему за это ответа.
Мемуары, маскирующиеся под прозу. Маленький казахский городок Чебачинск, набитый ссыльнопоселенцами (“Такого количества интеллигенции на единицу площади Антону потом не доводилось видеть ни в Москве, ни в Париже, ни в Бостоне”), тридцатые — пятидесятые годы, люди и судьбы. Описанные тем русским языком, который иначе как "классическим" и не назовешь, — строгим и сухим. В центре повествования — семья автора, большая дружная семья, которая прошла всё — войны, революции, репрессии — но устояла, не сломалась и сумела передать от дедов детям веру, силу, светлый разум, удивительное душевное благородство.
Авторское определение текста "роман-идиллия" кажется абсурдным только поначалу. Да, чебачинские будни были тяжелы так, как только могут быть тяжелы будни людей, выброшенных своей страной, и единственной возможностью выжить было натуральное хозяйство. Но и натуральное хозяйство оказалось по плечу ученым, священникам, инженерам, художникам — миф о неспособности интеллигенции сеять, строить, пахать был полностью разрушен. Труд не просто приносил плоды — труд пел гимны не сдающемуся ни перед чем духу великого русского народа. Об этом, собственно, и книга."

Belomor.canal про Чудаков: Ложится мгла на старые ступени [Журнальный вариант] (Современная проза, Биографии и Мемуары) 04 12
К сожалению эта прекрасная книга пока доступна в журнальном варианте из "Журнального зала" Сергея Костырки
http://magazines.russ.ru/znamia/2000/10/chuda.html
http://magazines.russ.ru/znamia/2000/11/chuda.html
Эти яркие воспоминания поразили многих - Лучше всех о них написал Дональд РейФильд, автрр "Жизнь Чехова" (http://magazines.russ.ru/nlo/2006/77/re3.html) в статье памяти А. Чудакова "Он к величаньям еще не привык..."
"Еще лучше, чем Чехова, он исследовал в зрелые годы самого себя. Несмотря на то, что его произведение «Ложится мгла на старые ступени» названо романом-идиллией, в нем можно увидеть и написанную в свободной форме автобиографию. «Мгла», может быть, не хуже, чем «Детство» Толстого или «Детские годы...» Лескова, раскрывает душу автора. Северный Казахстан для Чудакова — все равно, что Таганрог для Чехова. Детство на окраине империи, с пестрым населением, с богатым запасом впечатлений, со свободой, о которой столичный мальчик может только мечтать, вложило в будущего писателя достаточно «духовных калорий», чтобы пропитать всю его жизнь. В то же время из романа становится понятно, что студент из Казахстана никогда не станет вполне признанным гражданином в столичной культурной среде, что даст ему возможность не потерять независимость.
Как ни странно, детство русского мальчика в Казахстане сильно напоминало мне мое собственное детство в конце 1940-х годов в Австралии. Правда, в маленький город в австралийской глуши европейцы съехались не вынужденно, а по своей собственной воле: они спасались от холода и строгостей послевоенной Великобритании или надеялись на быстрое обогащение на австралийских золотых приисках. Они не знали, что такое раскулачивание и террор. Тем не менее как в Казахстане, так и в Австралии в такой «ссылке» оказались люди самого разнообразного происхождения — от представителей духовенства и аристократии до выходцев из преступного мира. Свободные от строгого расслоения столичного общества, они общались непосредственно и влияли друг на друга. Местные аборигены составляли какой-то странный призрачный фон, а огромные неевропейские просторы и сухой климат делали из любого ребенка маленького Робинсона Крузо. Как Чудаков, я, может быть, слишком рано, слушая рассказы самых разных друзей дома, узнал о сложностях и ужасах взрослого мира. Из такого мальчика потом очень сложно сделать послушного конформиста. Я приехал в Лондон, как Чудаков в Москву (если позволительно будет такое сравнение), человеком совершенно ни на кого не похожим: то ли навсегда «одичавшим», то ли просто независимым. Провинциализм — это великая сила. Поэтому книга Чудакова еще лежала у меня на ночном столике (я читал ее медленно и не хотел ее заканчивать), когда позвонили с радио «Свобода» с сообщением, что ее автор погиб.