оригинал здесь: http://www.novayagazeta.ru/data/2010/018/15.html

Она спасала детей в Варшавском гетто. Это была целая система спасения в самом центре отчаяния, безнадежности и мрака

В 1940 году Ирене Сендлер было тридцать лет. Она ходила в Варшавское гетто и носила туда еду, лекарство, одежду. Вскоре немцы издали запрет на посещение гетто. Тогда Ирена Сендлер устроилась на работу в муниципалитет и продолжала ходить туда как работник санитарной службы. В это время она уже была членом подпольной польской организации «Жегота», созданной для спасения евреев.
В гетто Ирена Сендлер ходила по домам, подвалам, баракам и везде отыскивала семьи с детьми. Она предлагала родителям отдать ей детей, чтобы вывезти их из гетто. Гарантии никакой. Ее могли арестовать при выезде из гетто, могли по доносу схватить потом, уже за стенами гетто; немцы также могли отыскать детей по ту сторону стены и отправить их в Треблинку. Но все же родители отдавали Ирене Сендлер своих детей. В разных источниках называется разное количество детей, вывезенных Иреной Сендлер из гетто, но никто не называет цифру меньше, чем 2400. Возраст - от 6 месяцев до 15 лет.
Ирена Сендлер, эта маленькая круглолицая женщина, была не только смелым человеком, но и очень организованным, ответственным работником. На каждого ребенка она заводила карточку, где записывала его прежнее имя, его новое имя, а также адрес приемной семьи. Много написано и много известно о польском антисемитизме во время войны, но были и такие семьи, которые в это голодное время брали детей к себе, была и организация «Жегота», и была Ирена Сендлер. Из польских семей детей распределяли по детским домам уже как польских детей. Адрес и номер детского дома Ирена Сендлер тоже заносила в карточку. Это была целая система спасения, которая работала в самом центре отчаяния, безнадежности, голода, мрака и уничтожения.
Ирена Сендлер была арестована по доносу анонима. Аноним не раскрыт до сих пор и уже никогда не будет раскрыт. Этот человек так и уходит во тьму времени без имени и фамилии. Просто фигура без лица и голоса, просто темный силуэт на фоне светлого окна.
Оставаясь анонимом, он отказывался от вознаграждения. Значит, им двигала не корысть. Личной неприязни к Ирене Сендлер он иметь не мог. Так что же им двигало, этим человеком, который, как я предполагаю, пережил войну и влился в ряды строителей социализма в новой Польше? В скользком клубке понятий, жившем в его душе, копаться может только профессиональный врач в резиновых перчатках и профессиональный писатель с интересом к любым проявлениям жизни.
Возможно, там была не одна мотивация, а несколько. Во-первых, антисемитизм. Он не мог допустить, чтобы полька, его соотечественница, спасала еврейских детей в тот момент, когда немцы их уничтожали. Во-вторых, бдительность и страсть к порядку. Нельзя нарушать законы, установленные властью, пусть и немецкой. Любая власть ведь от Бога? Он наверняка был верующим, католиком. Тогда, значит, власть Гитлера тоже от Бога?
Конечно, это слишком схематично, рационально, слабо. Все могло быть совсем по-другому. Я не знаю, как назвать ту глухую подлость, которая бывает в людях.
Он был осторожным, осмотрительным человеком. Гарцевать со своим доносом на свету всеобщего обозрения он не хотел. Я думаю, понимал, что от немцев лучше держаться подальше. И от поляков тоже лучше держаться подальше, мало ли как все может повернуться. Сообщил куда надо, проявил бдительность, удовлетворил свою страсть к порядку - и живи спокойно дальше.
В гетто Ирена Сендлер ходила с иконкой, на которой было написано «Я верю в Бога». С этой иконкой она и попала в гестапо. В гестапо Ирене Сендлер сломали руки и ноги. Немцы хотели знать, как работает «Жегота» и кто за ней стоит. Это, кстати, хотят знать любые представители власти, помешавшиеся на своей власти. Они не могут понять, что за людьми никто не стоит, что люди действуют по собственной воле, по своему свободному усмотрению. Я никого ни с кем не сравниваю, я никак, ни в коем случае не сравниваю нацистскую власть в Польше ни с кем. Я только говорю о некоторых психических чертах, свойственных некоторым людям в сходных социальных позициях. Когда я писал о дольщиках, объявивших голодовку в Домодедове, один представитель власти убеждал меня с жаром и пылом, что за голодающими кое-кто стоит. То, что люди могут сами бороться за свои права, казалось ему невозможным.
Стеклянную банку со своей картотекой Ирена Сендлер зарыла в саду у своей подруги. Она не выдала немцам расположение дерева, под которым зарыта банка, и таким образом не дала им разыскать спасенных ею детей и отправить их в Треблинку. Она не выдала и своих товарищей из муниципалитета, которые делали для детей документы. Не выдала она и тех, кто помогал ей выводить детей через здание суда, примыкавшее к гетто. Она не только не выдала никого, она еще и не разучилась улыбаться. Все, кто встречался с ней, пишут, что она всегда улыбалась. На всех фотографиях, что я видел, на ее круглом лице была улыбка.
Ирена Сендлер действовала не одна. Например, во всех рассказах о ее деятельности в гетто упоминается шофер грузовика, в кузове которого она вывозила детей. В некоторых источниках речь идет не о грузовике, а о телеге, и не о шофере, а о вознице. Может быть, это путаница, а может, были и грузовик, и телега, и шофер, и возница.
У шофера была собака, он сажал ее с собой в кабину. Как только он видел немцев, он безжалостно нажимал собаке на лапу, и та, бедная, заходилась жалобным лаем. Лай должен был заглушить плач, если бы он в этот момент раздался из кузова. Собака не понимала, чем провинилась и за что хозяин ногой в тяжелом сапоге бьет ей по лапе. Но собаки быстро учатся, и скоро она уже поднимала лай по первому движению ноги хозяина. Эта собака тоже участвовала в спасении детей.
Были не только шофер грузовика, и не только возница телеги, и не только собака, которую я представляю беспородным крупным псом серо-рыжей масти, с влажным носом и блестящими голодными глазами. Были еще и люди, которые выкупали Ирену Сендлер из гестапо. Хваленая немецкая бюрократия оказалась продажной. Это счастье, что бюрократы бывают продажными, коррупция в некоторых условиях - единственный путь, ведущий к спасению жизни или к справедливости. Сумма, за которую неведомый гестаповец согласился выпустить Ирену Сендлер из тюрьмы, нигде не указана. Я думаю, все бумаги были оформлены правильно. То есть протокол расстрела был написан безупречно и пошел по инстанциям. В бухгалтерии его вложили в правильную папку и выписали соответствующие суммы. Возможно, кто-то даже получил премию за то, что расстреливал в нерабочие часы. На кремацию тела тоже было выписано сколько-то рейхсмарок, которые, надо полагать, польский могильщик или немецкий солдат со спокойной душой положил в карман и пропил в пивной. Только самого расстрела не было.
Выкупленную Ирену Сендлер с переломанными руками и ногами и распухшим от побоев лицом немцы выбросили в лесу из машины. Люди из «Жеготы» подобрали ее. Иконка была при ней. Подполье снабдило ее документами на другую фамилию. До конца войны она в гетто не появлялась. Да и появляться было негде: весной 1943 года немцы решили окончательно ликвидировать гетто. Отряды СС, войдя в гетто, нарвались на огонь, который велся с крыш, из окон и даже из подземных коллекторов. Это было первое восстание в европейском оккупированном городе, и немцам не удавалось подавить его два месяца. С Францией они справились быстрее.
После войны Ирена Сендлер отрыла свою стеклянную банку. Она была очень упорная женщина. Она достала свои карточки и попыталась отыскать спасенных детей и их родителей. Она одна-единственная знала, какие польские имена носят выведенные из гетто еврейские дети и в каких детских домах они живут. Ничего не вышло, ей не удалось воссоединить семьи. Родителей у детей больше не было.
Ирена Сендлер тихо жила в своей однокомнатной квартирке в Варшаве. Я был в Варшаве в 1983 году. Военное положение в Польше было введено только что. Я помню, как бродил по мрачным, заснеженным улицам и заходил в католические храмы. Помню поддон в продуктовом магазине, на котором в лужице крови лежала одинокая кость с наростами мяса. Помню угрюмые лица поляков. Теперь я думаю, что во время тех моих блужданий по незнакомому городу, в тех магазинах среди мрачных людей, в тех соборах, где я тихим чужаком стоял за спинами молящихся, я мог встретить ее. Как жаль, что не встретил.
Темным холодным утром я однажды стоял на длинном заснеженном перроне - не помню, какой город это был, - и ждал поезда. Поезда в Польше были то ли серые, то ли сизые, и от их лязга и стука веяло тоской. Я бродил по нетронутому снегу в ожидании поезда и вдруг увидел таблицу с расписанием поездов, на которой было указано, в котором часу и с какого перрона идет поезд в Освенцим.
В 2006 году, когда Ирене Сендлер было 96 лет, правительство Польши и правительство Израиля выдвинули ее на Нобелевскую премию мира. В связи с выдвижением на премию о ней в тот год впервые написали газеты. Именно тогда Ирена Сендлер и ее история стали известны многим людям. Я читал несколько газетных публикаций, в которых о ней еще до присуждения премии писали как о лауреате. Но премию получил вице-президент США Альберт Гор за свою лекцию об энергосбережении.
Конечно, удивительно, что выбирая между Иреной Сендлер и Альбертом Гором, Нобелевский комитет выбрал Гора. Мне кажется, после этого Нобелевскую премию мира можно больше не вручать. Это пустышка, в которой смысла нет, а есть только деньги. Премия опозорилась. Еще более для меня удивительно, что Альберт Гор, солидный мужчина, живущий в большом доме, ни в чем не нуждающийся, принадлежащий, как говорится, к сильным мира сего, принял премию. Богатый стал еще богаче, сытый стал еще более сытым, всемирная номенклатура поделила между собой еще один кусок, а маленькая тихая женщина как жила в своей однокомнатной квартирке в Варшаве - так и осталась там жить.
Я знал про Ирену Сендлер давно. Я читал про нее в разных источниках. И каждый раз, читая про нее, я говорил себе, что надо написать о ней, но каждый раз откладывал это дело. Потому что чувствовал несоответствие всей этой истории с арсеналом слов, находящимся в моем распоряжении. Я не уверен, что могу словами это рассказать. Про молодую женщину, день за днем ходившую в гетто, про шофера, про собаку, про стеклянную банку, зарытую в саду. Перед некоторыми темами и событиями человеческий язык - по крайней мере мой язык - впадает в обморок.
На днях я получил письмо от неизвестного мне адресата. Это был далекий отзвук рассылки, которую начал неизвестно кто и неизвестно когда. В рассылку вовлекались все новые и новые люди, а мой адрес случайно попал в нее. Все письмо состояло из кратко изложенной истории Ирены Сендлер. Заканчивалось письмо так: «Я вношу свой маленький вклад, пересылая Вам это письмо. Надеюсь, Вы поступите так же. Прошло более шестидесяти лет со дня окончания Второй мировой войны в Европе. Это электронное сообщение рассылается как цепочка памяти о миллионах людей, которые были убиты, расстреляны, изнасилованы, сожжены, заморены голодом и унижены!
Стань звеном в цепочке памяти, помоги нам распространить письмо по всему миру. Разошли его своим знакомым и попроси их не прерывать эту цепь.
Пожалуйста, не надо просто удалять это письмо. Ведь на то, чтобы переадресовать его, потребуется не больше минуты».
Вот я переслал вам это письмо.

Алексей Поликовский «Новая газета» № 18 от 19 февраля 2010 г.